Dream Cities. 7 урбанистических идей, которые сформировали мир - Уэйд Грэхем

Всемирная выставка стала большим событием не только для Чикаго, но и для всей Америки. Мемуарист Генри Адамс писал так: «В Чикаго американская мысль впервые выразила себя как единство; и отсюда следовало начинать»23. Историк Фредерик Джексон Тернер прочел знаменитую лекцию, в которой, основываясь на данных переписи 1890 года, объявил конец американского фронтира. В жизни нации началась новая эпоха. Страна стремительно становилась урбанистической и индустриальной, даже в сельском хозяйстве. И столь же стремительно происходило разделение нации – по расе, этнической принадлежности и религии. Этот процесс был связан с большим притоком иммигрантов. Главная линия раздела проходила по богатству. Неравенство в доходах достигло беспрецедентного уровня. При капитализме баронов-грабителей значительная часть национальных богатств находилась в руках горстки людей. Великим достижением выставки стало выражение того, что получило название прогрессивизма: широкого и многостороннего реформаторского движения, имевшего два основных вектора. Первый вектор был направлен в сторону эффективности управления производством и государственного управления, борьбы с коррупцией и стимулирования участия в этом процессе граждан, использования научных методов, улучшения охраны здоровья и безопасности, улучшения гигиенических условий жизни и инфраструктуры, а также сохранения окружающей среды путем создания национальных парков, заповедников и охраны лесов. Второй вектор был направлен в сторону социальной справедливости: борьба с детским трудом, улучшение положения женщин и борьба за равные права, улучшение положения бедных. Основные усилия были направлены на реформирование городских трущоб. К концу XIX века бедные городские кварталы являли собой отвратительное зрелище для представителей средних и высших классов – в точности, как это происходило в Великобритании. Репортеры и реформаторы отправлялись в городские трущобы, заселенные преимущественно иммигрантами из Европы, и возвращались с фотографиями и историями людей, живущих в грязных темных каморках без каких бы то ни было удобств – ни канализации, ни отопления, ни чистой воды, ни чистого воздуха. Страх перед классовой революцией в сочетании с убеждением в том, что трущобы являют собой смертельную угрозу для американской цивилизации, подталкивали архитекторов к идеям реформирования бедных кварталов. В 1889–1890 годах были опубликованы фотографии Якоба Рииса «Как живут остальные». Они вызвали колоссальный шок. Было решено провести эксперимент – построить «образцовые» жилища для бедных, но проект не мог изменить экономические условия жизни бедного населения городов.

Архитектура выставки демонстрировала определенные усовершенствования городской среды, но ее создатели не ставили перед собой задачу обеспечения социальной справедливости или улучшения жизненных условий бедных. Это была часть совершенно иной традиции: конструирование гражданского пространства, которое должно было вдохновлять, просвещать и насаждать достойные ценности своим примером. Красивая среда способствует развитию гражданской добродетели – такова была основная идея. И для воплощения этой идеи неоклассическая архитектура подходила практически идеально. Многие видели в выставке возможность мощного, даже мистического влияния на народные массы: журналист Генри Демерест Ллойд считал, что выставка «открыла людям возможности социальной красоты, полезности и гармонии, о которой они не могли даже мечтать. Только так подобная картина могла войти в прозаическую суету их жизни. И влияние ее будет ощущаться в их развитии в третьем и даже в четвертом поколении»24. Впрочем, не обошлось и без критики. Некоторые современники считали, что неоклассическая архитектура уводит в прошлое. Луи Салливен позже говорил, что выбор неоклассики отбросил американскую архитектуру на целое поколение назад, заменив «архитектуру демократии» (под ней он, несомненно, подразумевал собственные работы) «феодальным», «имперским» и «филистерским» стилем25.

Но для большинства чикагская выставка стала настоящим откровением. Сам Бернэм писал: «Люди перестали быть невежественными в архитектурном отношении. Всемирная Колумбова выставка 1893 года пробудила их»26. Архитектор снискал немало похвал27. В 1894 году он получил почетные степени в Йеле и Гарварде и стал первым почетным доктором философии Северо-Западного университета. Американский институт архитекторов в 1893-м и 1894 годах избрал его своим президентом. В 1896 году Бернэм вместе с женой Маргарет путешествовал по Европе и Средиземноморью28. Они посетили Францию, Италию, Мальту, Карфаген, Египет и Афины. Здесь Бернэм смог приникнуть к самым истокам античности. Он твердо вознамерился перенести эти архитектурные идеи в Америку. В афинском Акрополе ему было откровение: «Был прекрасный вечер… [Мы с моей женой] сидели на камнях среди упавших колонн… Мы были буквально зачарованы и не могли говорить… Я понял, что дух Греции навсегда поселился в моей душе. Это голубой цветок: вся остальная жизнь была лишь сном, а эта греческая земля – истинной реальностью»29.

В реальной жизни Бернэму не хватало разбитых камней давно ушедшей цивилизации. Если архитектура выставки в стилистическом смысле совпадала с устремлениями молодой американской республики, то другая ее идея была совершенно иной: грандиозная псевдороманская помпа была выражением нового мускулистого капитализма, который захватывал доминирующее положение в организации экономики. Соединенные Штаты были легковоспламеняющейся страной. После Гражданской войны в стране возникла острая напряженность – между расами, классами, местными уроженцами и иммигрантами, протестантами и католиками, капиталистами и профсоюзами. Развитие страны строилось на насилии: на рабстве, войне с европейскими странами, войнах с индейскими племенами и Мексикой. Имперское бахвальство охватило всю Америку, очарованную идеологией Предназначения. И очень скоро Соединенные Штаты превратились в настоящую империю, захватили Королевство Гавайи, а потом – последние испанские колонии в Карибском бассейне и далекие Филиппины. Учитывая бунт на Хэймаркет 1886 года, Хоумстедскую стачку 1892 года и Пуллмановскую забастовку 1894 года, напряженность во время выставки была почти физически ощутимой. Профсоюзы пытались организовать рабочих, а Бернэм сознательно вычищал ряды своих работников. После закрытия большая часть выставки сгорела до основания при весьма подозрительных обстоятельствах. Но сияние Белого города не потускнело – это был истинный триумф Бернэма. На выборах 1896 года консервативно настроенный ставленник большого бизнеса республиканец Уильям Маккинли победил демократа-популиста Уильяма Дженнингса Брайана, и это стало концом старой, более либеральной республиканской партии Авраама Линкольна. На смену традиционным аграрным интересам пришли интересы урбанистические и корпоративные. Историк Т. Дж. Джексон Лирз писал так: «В 1896 году триумф одержал не Белый город, а машины, которые в нем находились»30.

После смерти Рута Бернэм назвал свою фирму «Д. Х. Бернэм и Компания». Фирма процветала. Офис ее находился в самом престижном районе Чикаго, а в 1900 году открылось второе отделение в Нью-Йорке. Сам Бернэм вместе с женой поселился в пригороде Эванстон в Иллинойсе. Теперь его фирма была не обычной архитектурной студией, но крупной компанией, напоминающей компании собственных клиентов. Фирма занималась реализацией самых разных проектов. Бернэм строил неоклассические банки и библиотеки, эклектичные железнодорожные вокзалы, роскошные универмаги и новые небоскребы. В 1894 году Бернэм построил Релайнт-билдинг в Чикаго, а в 1903 году Флэтайрон-билдинг в Нью-Йорке – самое высокое здание мира на тот момент. Все здания были большими, величественными и самоуверенными, как и их создатель, и клиенты, которых он обслуживал. К моменту смерти Бернэма в 1912 году в его компании работало 180 человек и за ее плечами было множество проектов31. Невероятная история успеха!

В 1901 году Бернэм взялся за решение еще одной крупной проблемы. Ему поручили перестройку центра американской столицы. Планировку Вашингтона в 1791 году разработал французский инженер Пьер Л’Анфан. Это был грандиозный ренессансный проект, состоящий из правильных кварталов, разделенных зелеными бульварами и диагональными улицами, расходящимися от ряда площадей, украшенных статуями. Центральными точками города были Белый дом и Капитолий. На запад от Капитолийского холма к реке Потомак уходила церемониальная Национальная аллея длиной две или три мили. При рождении столица представляла собой обычные болота и пастбища. В те времена, когда президентом был Джордж Вашингтон, а госсекретарем – Томас Джефферсон, город застраивался очень медленно и зачастую вовсе не в соответствии с планами Л’Анфана. Строительство Национальной аллеи так и не было завершено. Часть ее Александр Джексон Даунинг в 1850 году превратил в живописный «Английский сад», но во второй половине века он был практически заброшен. Во время Гражданской войны здесь стояли войска, затем часть парка использовали в качестве пастбища, лесопилки, железнодорожного депо и путей. В 1901 году Вашингтон являл собой идеальный символ стремительной, зачастую беспорядочной индустриализации. Потребность в переосмыслении и перестройке общественных пространств была острой, как никогда.